Друзья познаются в огне [litres] - Леонид Андреевич Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пётр слегка отстранил секретаршу и, опираясь на трость, вошёл в кабинет к градоначальнику.
— Здравствуйте, доброе утро, — обратился он к присутствующим в кабинете. — Николай Фёдорович, я сдержал своё обещание и пришёл на своих двоих. Осталось дело за малым — станцевать с Катенькой.
После некоторого молчания Николай Фёдорович, вздохнув, произнёс:
— Не надо, я всё вижу. Садись, капитан. Впрочем, можешь и стоять.
Затем он опять надолго замолк, потирая ладонью подбородок.
— Значит, так. Александр Иванович, неси сюда дело о передаче Дома офицеров под перестройку в торговый центр. Будем переоформлять.
Не дав до конца распоряжение своему заместителю, он обратился к Петру:
— А у вас конкретный план отработан по созданию цеха по производству протезов? И кроме того, какими денежными средствами вы располагаете для этого?
Пётр был готов к этому. Он достал из папки составленный ранее план и расчёты будущего цеха по производству протезов. Кроме того, он выложил на стол немалую сумму денег, которые ему выделил незабвенный Пётр Палыч.
— Александр Иванович, займитесь рассмотрением и корректировкой плана, наверняка он сыроват. А вот что касается денег, то этого маловато. Ну ничего, поможем. Кроме того, я внесу свою личную лепту в ваше благородное заведение. Надеюсь, вы не откажете.
— Ну что вы, Николай Фёдорович, с огромной радостью примем вас в свои ряды, — произнёс ободрённый Пётр.
Меж тем Александр Иванович быстро подскочил к своему шефу и, наклонившись, возмущённо произнёс:
— Николай Фёдорович, но это невозможно. Уже как неделю запущен план по началу строительства торгового центра. К тому же он полностью профинансирован Воротило. И эта необдуманная поспешность может привести…
— Кто такой Воротило? — рявкнул начальник. — Я вас спрашиваю?
— Как кто? — испуганно произнёс Александр Иванович. — Вы же знаете, Николай Фёдорович. Подполковник Воротило, комиссар городского военкомата.
— Вот и пусть занимается военкоматом либо уходит с этой должности к чертям собачьим. Так и передайте ему.
Градоначальник вконец разозлился. Он встал, сорвал с себя галстук и начал размашисто ходить по кабинету.
— Так и передайте этому Воротило. Если он ещё раз сунет нос не в свои дела, мы ему поможем расстаться с его должностью. Пусть лучше занимается своими непосредственными обязанностями. Вот такими, как этот капитан и ему подобными. А вы, Дарьянов, завтра утром будьте на месте и соберите людей, которые будут принимать самое активное участие в создании производства по изготовлению протезов. Если всё пойдет нормально, отошлем вас в Германию поучиться. Этих супостатов война научила как следует делать протезы, не то что наших. Как назовёте ваше будущее предприятие?
Пётр пожал плечами:
— Пока не знаю. Однако могу точно сказать, что однозначно в честь имени полковника Быстрова, который, к сожалению, не дожил до этого светлого для него дня.
— Быстров… Ах да, полковник Быстров, бывший комиссар. Впрочем, теперь уже не бывший, коль его имя будет носить столь важное предприятие нашего города. Всё, капитан, свободен.
— Спасибо, Николай Фёдорович, от всех бывших афганцев.
— Ладно, ладно, не скромничай, в этом есть и твоя заслуга. Ступай.
Пётр по-военному лихо развернулся в левую сторону и, осторожно опираясь на палочку, вышел из кабинета. Всем стало очевидно, с какой болью и напряжением ему это давалось. Он был сжат, как пружина.
Минуту помолчав, Николай Фёдорович встал из-за своего стола и тоже направился к выходу. Проходя мимо своего заместителя, слегка склонившегося в поклоне, он произнёс:
— Вот на таких мужиках ещё держится наша Русь-матушка, а не на таких жополизах, как вы.
У входа в здание счастливого Петра уже ждали друзья-афганцы. Поочередно обнимая его и поздравляя с успехом, они окружили его и, придерживая, повели к небольшому автобусу, чтобы увезти домой. Перед тем как сесть в автобус, Пётр немного помедлил, а затем обратился к друзьям:
— Ребята, до перекрёстка я хочу дойти сам.
И не дав им очухаться, медленно направился в сторону дальнего перекрёстка.
По тротуару центрального городского проспекта, опираясь на трость, не спеша шёл высокий русский офицер, красивый по-мужски. Перед несгибаемой волей которого в почтенном поклоне склонили свои головы кровожадные моджахеды, жестокие и коварные мафиози и чёрствые, алчные чинуши. Многочисленные горожане шли ему навстречу. И вновь среди них он был равным. Ему было неимоверно больно, как той Русалочке из сказки Андерсена, которая обменяла свой русалочий хвост на прелестные ножки, чтобы быть рядом с людьми. Но, несмотря на боль, Пётр был несказуемо счастлив, потому что всегда побеждает любовь. Любовь к жизни, к людям, к самому себе.
Глава 21
— Никки, Никки, вставай, — громко закричала Мариночка, вихрем ворвавшись в палату, где лежал Николай Петрович. — Дядя Коля, перестань болеть!
Перепуганные медработники буквально вытащили возмутителя спокойствия из палаты, выразив своё неудовольствие безобразным поведением русской девочки. Николай Петрович, будучи уже в сознании, извинился за Мариночку перед медперсоналом и попросил вернуть её в палату, пообещав, что всё будет тихо и спокойно. Вслед за Мариночкой в палату вошла и Мишель. Глаза её светились счастьем и радостью. Николай Петрович отыскал её ладонь и крепко сжал, при этом глаза их встретились. В них было столько любви и нежности, что океана не хватило бы, чтобы выразить всю их глубину и ширь.
Выписавшегося из кардиологической клиники Николая Петровича дома ожидал ещё один сюрприз. Он стал дважды папой, поскольку встретился с Аркашей — наречённым братишкой Марины. Мишель во всех подробностях рассказала ему, как съездила в Россию и привезла теперь уже двух неразлучных ребятишек. Николай Петрович одобрил действия своей супруги и ещё раз поблагодарил за оказанную услугу. А главное, он был признателен ей за возвращённые в семью любовь и согласие.
Через некоторое время, окончательно выздоровев, Николай Петрович возобновил свою оперную деятельность, но уже в меньших масштабах. В перерывах между работой оперный певец, как и раньше, «брал в охапку» свою большую семью и «тащил» гулять по сказочным местам знаменитой Ниццы.
Однажды, сидя с Мариночкой и Аркашей на берегу лучезарного побережья, Николай Петрович обнял обоих и с большой любовью произнёс:
— Милые мои детки, я хоть вам и не родной папа, но постараюсь сделать так, чтобы вы обязательно были счастливы в жизни и могли бы всего достигнуть. Мы с мамой Мишель уже видим, как через много лет Мариночке рукоплещет весь мир, очаровываясь исполнением прекрасных произведений. А Аркаша обязательно вылечится и тоже достигнет больших успехов, но уже в другой области. И как мне кажется, в литературной.
— Правильно, правильно, папочка, — разразилась громким смехом Мариночка. — Он
